Мекалль Мат Свер: «Реальная угроза»


© Мекалль Мат Свер, proza.ru, 2004.

 

Фантастический роман? Номинально, да. Космоопера, можно сказать. Всё же, за отсутствием сильной фантастической идеи, это — «мыльная» космоопера.

В мыльной опере, будь она классической, или «гибридной», на первый план всегда выходят человеческие отношения. Социальная фантастика рассматривает, в первую очередь, глобальные общественные проблемы. «Мылу», с другой стороны, обобщения не свойственны. «Реальная угроза», что практически неизбежно для «фантастического мыла», содержит элементы социальной фантастики.

Автор выдвигает новые для него социальные идеи. Впрочем, даже старые идеи смотрятся свежо — в сверхсовременном, не фэнтезийном окружении. В произведении даётся убедительное обоснование возрождения абсолютной, практически, монархии — в космических масштабах. Всего, что написано о космических империях, за жизнь не прочитаешь, но в последние годы всё чаще встречаются попытки рационального обоснования их возможности, желательности, а то и неизбежности.

В «реальной угрозе», эмоционально обоснование прозвучало достаточно убедительно, а научное обоснование не вписалось бы в рамки жанра, даже в том маловероятном случае, что автор собрал убедительную статистику. Вопреки всем теориям Маркса и гипотезам Азимова, социальные науки всё ещё не обеспечены эффективными математическими моделями, позволяющими достоверно прогнозировать будущее. Так что, пока социология не стала точной наукой, нам остаются только «уроки истории», оставляющие огромный простор для интерпретаций вплоть до возможности полностью их игнорировать там, где они имели несчастье разойтись с «передовой теорией».

Автор касается и другой связанной с авторитаризмом темы, на этот раз — по-настоящему острой, даже опасной. В данном случае, речь идёт не о том, набившем оскомину вопросе, сколько сотен миллионов людей должно пойти на удобрение прежде, чем сторонники коммунистических идей допустят наличие в своём «всепобеждающем идейном наследии» принципиальных, а не чисто технических «недостатков». Тут «всплыла» другая «застарелая болячка», язва нашей цивилизации, столь же, впрочем, болезненная и актуальная. Общеизвесно, что свастика пострадала, так сказать, не вполне заслуженно. Индуистов, видящих в ней символ солнца, даже сегодня, вероятно, больше, чем убеждённых нацистов; не говоря уже о тысячелетней истории этой символики. Так, может, стоит «реабилитировать» её? Мда, только попробуй — и уже на следующих выборах, если не раньше, мы увидим её в наших парламентах. Столько скрытых «солнцепоклонников» отыщется...

Знаете, что такое — фашизм? Это слово произошло от итальянского «ветка». Это — правильное название режима Бенито Муссолини, а вовсе не германского нацизма. Это итальянская символика, а не немецкая, или, скажем, испанская. А режимы эти отличались вовсе не номинально, а по существу. Внучка Муссолини — не случайный гость в итальянской политике, ей нет нужды отрекаться от деда, оставившего по себе противоречивые, неоднозначные, но вовсе не такие уж и мрачные воспоминания. Если бы не он, католическая церковь не запятнала бы себя сотрудничеством с одиозными режимами, а, напротив, пополнилась бы целой плеядой новых святых мучеников. Предложенный им компромис был столь приемлем для церкви и даже для большей части её паствы, что откажись Папа Римский от сотрудничества, его бы «не поняли» собственные духовные чада. Национальные «чистки» инициировал нацизм, а не фашизм, вспоминает Авраменко. Когда возникает потребность в «твёрдой руке», фашизм, а вовсе не коммунизм является естественной идиологией «временной» диктатуры, показывает писатель. А там и до «корпоротивного государства», а то и монархии абсолютной недалеко. Монархия, в свою очередь, в любой известный нам строй, вплоть до республики и демократии, почти бескровно «перейти» может. Были, так сказать, прецеденты.

Так что, «веточка», как и солнечный символ, под раздачу попала. А реабилитируй её — так как со свастикой выйдет. «Не тронь, меньше вони будет». На этом фоне, приятное исключение составляет ещё одно направление социальных исканий автора. Он не только, вслед за Павлом Шумиловым склоняется к полигамии, но и вносит свой вклад в теорию современного гаремостроения, предлагая комплектовать гаремы лесбиянками и бисексуалками. Тут намечается конфликт с «умеренными» феминистками (сторонницами симметричного равноправия), вымирающим племенем; зато возникают точки соприкосновения с радикалками. Хотя, ряды последних тоже могут расколоться на сторонниц лесбийской любви и тех, кто предпочли бы формировать собственные гаремы — гомосеками. На сей оптимистической ноте позвольте закончить разбор социальных идей данного произведения.


Благодарим наших партнеров за поддержку:
Rambler's Top100